нераскрытая история моей семьи
Мюриэл Ракейзер
Мой первый городской маршрут
Я помню, как мы едем с мамой в автобусе на переднем сиденье. Дом наш был на Ботанике, рядом с кинотеатром "Чатыр-куль", а тай ата с тай эне жили в центре города и если мы куда-то ехали в моём раннем детстве, то чаще всего к ним.
Я сижу на коленях у мамы и стараюсь снять с головы колючую шерстяную шапку с бубоном, а мама мне не даёт. Я капризничаю, но кто-то, отвлекая меня, спрашивает, сколько мне лет. Я складываю пальцы, чтобы показать три, но мизинец всё время соскакивает из под большого пальца.
Память неизменно связана с запахами. Заходя в дом бабушки, сразу погружался в ароматы ее стряпни на кухне. Она очень хорошо готовила.
Имя моей тай эне - Ракыя, но ее все звали Ракыш. Меня же она научила называть себя не тай эне, а бабулей. Ей казалось, что так звучит ближе. Причем сама произносила это слово трогательно смешно. Он говорила: "Бабула деп айт мени. Бабула. (Называй меня бабулой.)"
В моём привычном восприятии бабуля уже была на пенсии, я плохо помню тот период, когда она работала. Но был удивлен, когда увидел статью о Киртаге (Кыргызском телеграфном агентстве) и среди сотрудников на фотографии увидел свою тай эне. Кажется, она работала корректором.
Дом тай ата и бабули в моей памяти - это место с особой атмосферой: непрерывного творчества, стука немецкой печатной машинки, напевания сочиненных стихов и текстов, неизменного обеденного тихого часа, когда должна была соблюдаться абсолютная тишина с отключенным бабулей из розетки домашним телефоном. А вечерами регулярно собирались интересные гости, коллеги и друзья, среди которых хорошо помню Кусеина Карасаева, Алджамбаева, Мара Байджиева. Раздавался громкий смех гостей и голос Зияша ата хорошо был слышан в открытые окна на улице.
Зияш Бектенов окончил начальную сельскую школу, поступил в 1925 году на подготовительный курс Киринпроса, быстро перешел на основной курс, закончил в 1929 году. Во время учебы активно занимался в литературном кружке "Кызыл учкун". После окончания Педтехникума был направлен на работу в окружной отдел народного образования, занимался открытием школ. В это время в соавторстве с другом, однокурсником Ташимом Байджиевым написал учебник по кыргызскому языку и литературе, который редактировал Касым Тыныстанов.
Был направлен руководством республики на работу в кыргызской секции Центроиздата в Москву, где одновременно преподавал в Москве в Институте трудящихся Востока, а вернувшись продолжил образование в Кыргызском пединституте, который был создан на базе Киринпроса в 1932 году. Закончил учебу в 1940 году. Он долгие годы работал преподавателем этого института, а также заместителем директора Пржевальского учительского института, научным сотрудником, заведующим сектором фольклора и эпоса "Манас" в ИЯЛИ Кирфан СССР, доцентом и Почетным профессором КГУ.
В 1950 году безвинно репрессирован и осужден на 10 лет. После доклада Жданова в журналах "Звезда" и "Ленинград" и соответствующего постановления ЦК ВКП(б) был обвинен в призыве к панисламистскому и пантюркистскому единению. В 1950 году сектор манасоведения и фольклора был закрыт, а его сотрудники Тазабек Саманчин, Ташим Байджиев и Зияш Бектенов были арестованы.
Зияшем Бектеновым осуществлены переводы на кыргызский язык произведений Н.В.Гоголя, Д.Фонвизина, А.М.Горького, А.А.Фадеева, Н.Хикмета и др.
Зияш Бектенов - автор прозаического пересказа эпоса "Манас", научных трудов по педагогике, так называемых стабильных учебников кыргызского языка и литературы.
К.Б. Орузбаева-Даниярова, А.С.Даниярова "Базаркул Данияров - первый педагог. Портрет на фоне эпохи".
Я очень старался купить этот драгоценный напиток для нашей семьи, потому что, выпив его, ата становился весёлым и много читал нам всяких своих прибауток. А если всерьез, годы, проведенные в заключении, последующие года на свободе, когда он был без работы, а это был длительный период, не могли не оставить следа на состоянии здоровья и Зияш ата придерживался правильной, здоровой диеты. Каждое лето он ждал свежего кымыса с жайлоо, проращивал в блюдце пшеницу, а кефир, его наличие в холодильнике, было для нас, как закон.
— Живот болит.
— Тит, Тит, иди кашу есть.
— Бегу, бегу! Где моя большая ложка?
После этого следовало еще пару кортких присказок или маленькая сказка, а потом мы начинали кушать.
Со всеми этими терминами меня познакомил Зияш ата, рассказывая, в чём его обвиняли.
При этом он никогда не рассказывал о лагерной жизни, о войне, а он призвался в 1942 и вернулся в 1946 году. Не смотрел фильмов про войну.
Я не помню, чтобы мы праздновали День победы, как праздник. Он всегда говорил, что война - самое страшное, что может случиться. Я лишь помню момент, как он смотрел по телевизору похороны маршала Жукова в Москве. Было лето в середине 70-х, я успел за это время несколько раз выйти во двор гулять и обратно вернуться, а он продолжал смотреть.
фото справа снизу: Агитпроп курсы. Слева направо: 1 ряд - Байсултанов, А.Асанов, С.Баимбетов. 2 ряд- Б.Бодошев, Суррат, Суррат (преподаватели), С.Аденов. 3 ряд - А.Медетов, З.Бектенов, К.Соронбаев, Ботаев, Ы.Мырзабаев, Ы.Жаркымбаев
Мама сказала, что в годы репрессий прадеда арестовали и сослали в Украину. Такова была официальная формулировка. Местонахождение не открывали, подбрасывали лишь разные слухи: он женился, у него другая семья, возможно даже поменял фамилию. Все попытки найти более точные сведения о нём закончились безрезультатно. Ясно было одно, жизнь его трагически оборавалась в 1937-38 годах. Иначе бы мои родственники обязательно нашли бы его.
Рядом с могилой прабабушки и прадеда могила Гульбахрам Абдрахмановой, супруги Жусупа Абдрахманова. И на памятнике так же запечатлен портрет супруга. Они не могли знать точную дату смерти своих мужей. Они ждали до последнего дня своей жизни вестей от своих супругов, потому что факт смерти, а точнее расправы над ними, скрывался от членов семей абстрактной формулировкой "десять лет без права переписки" либо "причина смерти неизвестна, место захоронения неизвестно" или как в случае с Абдыкеримом Сыдыковым было написано фальшивое свидетельство о смерти с выдуманными причиной и датой смерти.
Та же самая картина на могиле Марии Байджиевой, супруги Ташима Байджиева.
И там, где похоронена Нагима Айтматова.
Почти везде написан год ареста.
Год ареста, как окончание жизни.
Почему в истории моей семьи понятие "враг народа" встречается так часто?
Кем же был этот человек, Найзабек Тулин? Последние два года я очень часто думаю о нём и не нахожу ответов на бесконечное количество вопросов. Столько раз встречал упоминание его имени в учебниках истории и различных исторических источниках, но кем он был, какую роль играл в истории нашей страны, не могу ответить. Пока нет такой возможности.
Однажды, на конференции Эсимде, я увидел выступление Болота Абдрахманова. Доклад о том, как обнаружилось захоронение в Чон Таше, невозможно было слушать без сильного душевного волнения. Страшная история Большого террора 1936-38 годов, коснувшаяся всех республик Советского Союза, в том числе и Киргизскую ССР. Трагическая судьба руководителей нашей страны, политиков, интеллигенции, колхозников, тысяч невинных людей, ужасные подробности расправы над ними и то, как их захоронили потрясли слушателей. Болот байке, этот замечательный человек, проделал огромную многолетнюю работу по восстановлению имен репрессированных, воплощенную в десятитомный труд с описанием анкетных данных, уголовных дел и приговоров.
Ты знаешь, что у тебя есть родной человек, родственник, предок, но ты не представляешь, как он выглядит, не встречал фотографий с ним, его портретов, словом, никаких визуальных свидетельств о его существовании. И вдруг ты натыкаешься на снимок, где в описании читаешь его фамилию...
Конечно, я был бы счастлив, если это оказался бы он.
Человек по природе своей обусловлен разными представлениями о жизни. И в этом случае я бы, наконец, увидел воочию образ своего предка, который еще и сильно импонировал моим внутренним представлениям, каким должен быть мой прадед.
На самом деле это Мухамеджан Тынышпаев. казахский общественный деятель, историк, депутатВторой Государственной Думы России, первый премьер-министр Туркестанской автономии, член «Алаш Орды», первый казахский инженер-путеец, активный участник проектирования и строительства Туркестано-Сибирской магистрали. Репрессирован в 1937 году, реабилитирован в 1970.
Правительство Алаш-Орда (Алашская автономия) образовалось в ДЕКАБРЕ 1917 года и просуществовало до 1920 года.
Позже в 1930-38 годах все руководители партии были репрессированы и расстреляны.
Партия «Алаш» пользовалось значительной поддержкой среди кыргызов Семиреченской области. В феврале 1917 г. создается Пишпекский филиал партии, во главе которой встал Абдыкерим Сыдыков.
В организацию вступили известные в Семиреченской области кыргызские интеллигенты, общественные деятели и политики как манапы Курман и Искак Лепесовы, родственники и сын одного из предводителей восстания 1916 года Канат-хана Абукина – Касым Абукин, Карыпбай Канатов, а также Иманалы Айдарбеков, Дуур Сооромбаев, Осмоналы Сыдыков, Касымбай Тельтаев, Сатаркул Джангарачев, Садык и Сыдык Мураталины, Касым Тыныстанов, Найзабек Тулин, Сейдахмат Чукин, и многие другие известные и авторитетные личности. (из публикаций проекта Эсимде)
граммы Социал-Туранской партии. На этом собрании был я, Шабданов Аджиман, Сопиев, Курманов Султан, Хашибеков Хайратдин.
Программа была написана на русском языке рукописью Шабданова, Сопиева и Курманова, я ее читал. В программе говорилось о задачах «Социал-Туранской партии» (Плоских, 1993, с. 12). Программа была одобрена всеми присутствующими лицами».
Правда, А. Сыдыков и И. Арабаев на совещании не присутствовали, как объяснил А. Керимбеков, «из-за конспиративных целей». Председателем организации заочно был избран А. Сыдыков (партийный псевдоним «Манас»). А. Керимбеков разъяснил и суть названия партии, как оно понималось организаторами: «Туранская, потому что в перспективе все племена Туранской низменности войдут в состав нового государства. Социал – создание социалистического государства, но не такое, как советское» (Плоских, 1993, с. 12).
Вскоре единственные экземпляры рукописей Программы и Воззвания исчезли. Оригиналы документов не фигурировали и в следственном деле, а позже копии были воспроизведены авторами Программы по памяти в ходе допросов. Сообщники, однако, догадывались, что их подозревают. Один из ответственных работников Южной Киргизии, коммунист Хасанбек Алымбеков предупреждал С. Курманова – одного из авторов Программы СТП, что «ГПУ известно о наличии их контрреволюционной организации». Об этом же позже на допросе поведал А. Шабданов: «Со слов Сопиева, ему об осведомленности ГПУ о наличии нашей к.-р. группы сказал некий Хасанбек Алымбеков» (Плоских, 1993, с. 12). А раз знали, значит, по всей видимости, предприняли и определенные меры предосторожности. Этим и объясняется отсутствие в следственном деле конкретных вещественных или документальных доказательств их «виновности». Но избежать ареста они не могли, да и не чувствовали за собой уголовной или государственной вины, ибо их помыслы были направлены не на изменение общественного строя, а на поиски более
совершенного пути строительства социализма с учетом среднеазиатской специфики. Да и название будущей партии они мыслили как Социалистическая Туранская партия.
А. Сыдыкова арестовали не первым, хотя он числился в лидерах
оппозиции. Арестовали 9 мая 1933 г., согласно постановлению оперуполномоченного Особого Отдела Среднеазиатского военного округа Левшина, которое утвердил заместитель начальника ГПУ Кыргызской АССР Четвертаков.
....выписка из решения тройки
НКВД Кирг. ССР: «А. Сыдыков обвинялся в том, что являлся одним
из активных организаторов в Киргизии к.-р. Алашординской нац.
орг-ции, впоследствии – СТП. По его заданию были созданы в ряде
районов к.-р. повстанческие группы на вооруженное восстание про-
тив сов. власти. Организатор к.-р. тридцатки» (Плоских, 1993, с. 53).
Постановили: расстрелять, имущество конфисковать.
В этот же день его отправили в камеру смертников, а 18 февраля
1938 г. А. Сыдыкова не стало. Так погиб лидер кыргызской полити-
ческой интеллигенции 1920-х – 1930-х гг., возглавлявший оппозицию
сталинскому курсу, переводчик периода восстания 1916 г., один из
основателей кыргызской национальной государственности в соста-
ве РСФСР.
героическая и трагическая судьба
переводчика периода восстания 1916 г.
Судьбы Найзабека Тулина и Зияша Бектенова переплелись не только как тестя и зятя, но и общим уголовным делом с 1935 года о контрреволюционном националистическом заговоре.
И если в 1935 году Зияша Бектенова отпустили из-за недоказанности вины, то в 1950 году все старые обвинения были приобщены к новому уголовному делу.
В дальнейшем социальное происхождение наших родителей не раз обратится не только против них, но и против нас, их детей. В начале 30-х, когда семейная жизнь, казалось, начала налаживаться, кто-то пронюхал, что мой отец и Зияш Бектенов являются потомками биев. Обоих исключили из комсомола, их учебники изъяли из обращения, а редактора и руководителя учебника К. Тыныстанова арестовали и расстреляли.
До 1940 года наши матери скитаются с детьми за своими мужьями, которые учатся в пединституте и живут за счет переводов или почасовых уроков в трудовых коллективах. Но вот “враги народа”, кажется, уничтожены, преследования по соцпроисхождению, кажется, прекратились – и жизнь вошла в нормальное русло. З. Бектенова назначают завучем учительского института, Т. Байджиева – зав. сектором академического института. Пришел конец скитаниям по частным квартирам."
Иссык-Кульский государственный университет расположен в центре живописной Иссык-Кульской области г. Каракол. Являясь одним из самых крупных учебных заведений страны, университет был создан постановлением Совета Народных Комиссаров Кыргызской ССР 13 июня 1940 года как двухгодичный учительский институт.
Первым директором института был А.Шеньдрих, а его заместителем работал известный филолог З.Бектенов.
http://main.iksu.kg/?page_id=33
Зияша ата назначают заместителем директора по учебной и научной работе Пржевальского двухгодичного учительского института. Семья переезжает из Фрунзе на Иссык-куль, но первое время до получения жилья в Пржевальске, бабуля с детьми находится в родовом селе Бектеновых Кен-суу. И в один день она, погрузив вещи в телегу, с детьми направилась в Пржевальск. По дороге, переезжая реку, возница не справился с управлением и телега переворачивается. Тай эне успела схватить только старшего сына Эмиля. Трёхлетний Эдиль и годовалая Лида утонули. Извозчик испугался последствий и убежал, не оказав помощи бабуле. Она до глубокой ночи ходила по реке, искала погибших детей. Одна, с пятилетним сыном Эмилем в руках. Тела детей нашли только на следующий день.
Эту историю я услышал из ее уст только один раз, бабуля так горько плакала, закрыв обеими ладонями лицо, что я никогда больше не заговаривал на эту тему с ней.
В декабре 1941 года родилась моя мама.
Под вечер появляются крупные деятели партии и правительства. В галстуках и шляпах чуть набекрень, они медленно гуляют по аллеям, беседуют. Если кто-то старше по должности острит, низшие по рангу громко хохочут, даже если не очень смешно. К месту и не к месту приводят цитаты из классиков марксизма-ленинизма, стремясь показать свою партийно-политическую эрудицию, угодить высшему руководству.
Я только что окончил пятый класс, Эмиль – шестой. На каникулах мы помогаем своим отцам: ножницами вырезаем страницы из старых изданий, клеим на новые, сортируем иллюстрации. Однажды, когда макет книги был готов, дядя Зияш поцеловал наши макушки и сказал:
– Эти два друга помогали хорошо. А не купить ли им по велосипеду, Ташим?
Мы с Эмилем обалдело посмотрели друг на друга.
– Если бог даст им здоровья и жизни, сыновья наши продолжат наше дело. Давай купим, – поддержал отец, ласково улыбаясь.
Мы с Эмилем чуть не онемели от радости.
В ту ночь мы не спали. Представляли, как мы с ним вперегонку мчимся от вокзала вниз по бульвару Дзержинского, на улице Сталина поворачиваем назад, проезжаем мимо нашей школы № 6...
Учебник по литературе для восьмого класса вышел в свет летом 1949 года. В газетах появились хвалебные отзывы. Каждый день приходили письма и телеграммы благодарности со всех концов республики. Школьные учителя, директора, завучи, любители литературы и фольклора благодарили авторов за прекрасный учебник, в котором впервые было систематизировано и классифицировано устное народное творчество, теоретически разработана кыргызская фольклористика по жанрам и видам. Наши отцы заслуженно пожинали плоды своего труда, дарили, рассылали свой учебник с автографами руководству республики, видным деятелям науки и культуры. Да и гонорар, видимо, был довольно ощутимый. Отцы наши сняли наконец свои суконные шинели; их перелицевали и перешили нам с Эмилем. Мой отец пошил себе костюм из черного бостона, отец Эмиля – из темно-синего шевиота. Да и матери наши надели пальто с каракулевыми воротниками и стали походить на жен высшей элиты. На озабоченных лицах появилась улыбка. Они с нетерпением ждали праздников, когда собирались в складчину семейными компаниями: писатель К. Жантошев, лингвист Х. Карасаев, министры З. Эгембердиев, С. Абдуманапов, К. Кольбаев, хирург И. Ахунбаев, фармацевт И. Кашкараев. Радость наших матерей, возраст которых не превышал тридцати лет, можно понять: они были уверены, что нужде, страданиям и страху пришел конец."
Литературный портрет на фоне эпохи"
Литературный портрет на фоне эпохи"
Много лет спустя в своих воспоминаниях З. Бектенов написал о том, как в 1947 году И. Раззаков пригласил к себе известных литераторов, говорил о том, что в кыргызских школах нет стабильных учебников по родному языку и литературе и поручил составить учебники по литературе: Т. Саманчину – для 10-го класса, О. Жакишеву и У. Абдукаимову – для 9-го класса, Т. Байджиеву и З. Бектенову – для 8-го класса (по фольклору). Было дано распоряжение устроить авторов в госрезиденции с бесплатным питанием. Узнав о том, что Т. Байджиев и З. Бектенов работают над диссертациями по “Манасу”, Раззаков предложил временно приостановить научные исследования, обещал связаться с ВАКом и обсудить вопрос о том, чтобы после выхода учебника присвоить им ученые степени кандидатов наук по совокупности опубликованных трудов.
Мы с Ташимом тут же согласились, – вспоминает Зияш Бектенов. – Еще бы! И книга, и ученая степень кандидата наук, ну и, конечно, приличный гонорар, и все это за один присест, причем в шикарных условиях. Правительственный дом отдыха с замечательным питанием и бильярдом. Мы решили бросить все и тут же приступить к работе. Были уверены в том, что, выполнив серьезное задание высшего руководства, докажем, на что мы способны, и наконец-то добьемся благосклонности властей. Очень надеялись на Раззакова, верили его обещаниям, а потому все, что творилось против нас, всерьез не воспринимали.
Да и я помню хорошо, что отец не очень-то переживал свое понижение в должности и дальнейшее увольнение. Впереди маячила надежная перспектива: ученая степень, решался вопрос о создании республиканской Академии наук. Учитывая, что кандидатов наук коренной национальности было всего-то четверо, можно было надеяться на довольно успешную научную карьеру. Видимо, это окрыляло наших отцов, и они, пренебрегая мелкими неполадками на большом пути, работали самоотверженно и вдохновенно. Это чувствуется даже сегодня, когда берешь учебник, составленный ими полвека назад. С какой любовью и восхищением написано о “Манасе”, о малых эпосах, о творениях Арстанбека, Калыгула, Молдо Кылыча, о народных легендах, причитаниях, загадках, ритуальных песнях и обрядах родного народа и его мудрости, юморе, вдохновенном романтизме. Сам стиль изложения гармоничен, доходчив, чувствуется, что книга адресована подростковому возрасту. Думаю, в этом немаловажную роль сыграло и наше с Эмилем присутствие: отцы наши писали для своих сыновей, для их возраста.
Мы не замечали, чтобы наши отцы всерьез переживали. В рабочем кабинете звучал звонкий хохот отца, сдержанный смех дяди Зияша. Они работали, предвкушая близкую победу над своими завистниками и недоброжелателями, точно так же , как мы с Эмилем потирали руки в ожидании велосипедов. Да и опора, как им казалось, была довольно могучая. Книга получила государственную премию, опекал их не кто-нибудь, а сам Председатель Совета Министров И. Раззаков.
Далее я предоставляю слово Зияшу Бектенову, который приводит в своих воспоминаниях ряд интересных фактов.
…Доклад Жданова оказался сигналом к новым репрессиям, продолжением “великого похода” против творческой интеллигенции, начатого Сталиным в 1937 году. Борьба против “космополитов” и “местных националистов”, набирая силу, докатилась и до нас. С трибуны пленума Союза писателей СССР А.А. Фадеев сообщил, что в трудах киргизского литератора Т. Саманчина, посвященных творчеству дореволюционного акына Молдо Кылыча, прослеживаются националистические тенденции. С этого момента секретарь ЦК КП Киргизии Керимкул Орозалиев сформировал ударную группу из сплетников и неудачников и начал натравливать их на ученых КирФАНа.
Самаганов, Нуров, Балтин, Бакеев и Бердибеков начали клепать обвинительные статьи, направленные против Ж. Шукурова и Т. Саманчина, защитивших кандидатские диссертации по языку и творчеству акына Молдо Кылыча. В газете “Советская Киргизия” они опубликовали статью под названием “Националистические упражнения Шукурова”. К. Орозалиев вызвал Т. Саманчина в ЦК, вынудил написать о признании своих ошибок. Тот же Ж.Самаганов начал “находить” политические ошибки и в нашем новом учебнике.
К. Орозалиев лично просматривал статьи Ж. Самаганова, приказывал редактору газеты “Советтик Кыргызстан” А. Сопиеву печатать их без каких-либо поправок и сокращений. Начитавшись подобной критики, профессор К. Юдахин однажды сказал на Ученом совете: “Есть русская пословица: “В колхозе язык не в зачет – кто работает, тому почет”. У нас в КирФАНе работа не в зачет – кто болтает, тому почет. Наши сотрудники Т. Байджиев и З. Бектенов не только успешно и в срок проводят исследовательскую работу, но и составили несколько стабильных учебников по языку и литературе. Почему руководство республики не остановит необоснованные, клеветнические нападки сплетников и болтунов вроде Самаганова?”. После этого К. Юдахину пришили ярлык “киргизского националиста”.
“Советтик Кыргызстан”, 30.12.1989 г.
Помню, одно из подобных политобвинений возмутило даже меня – ученика 6-го класса. Некий директор школы был недоволен тем, что в хрестоматии для 6-го класса, составленной З. Бектеновым, Гимн Советского Союза помещен не на первой странице, как в русском учебнике, а на последней. “Это политическая ошибка. Какое воспитание дает такой учебник подрастающему поколению?” – возмущался критик. Сопоставив учебники, я обнаружил, что русский учебник начинался с литературы советского периода, а кыргыз-ский – с фольклора и завершался писателями советской поры. Отсюда и завершение его Гимном Советского Союза и Кыргызской ССР. “Неужто директор не может понять того, что понимает ученик шестого класса?” – удивился я. Мог ли я знать, что эти обвинения стряпались наверху.
Осенью 1949 года на пленуме Союза писателей секретарь ЦК КПК Суеркулов подверг труды Т. Саманчина резкой критике. Саманчин пытался разъяснить, что докладчик дезинформирован, однако председательствующий И. Раззаков начал задавать ему встречные вопросы, перебивал репликами, пока не истекло время для выступления. Выступавший сошел с трибуны под хихиканье и насмешливые хлопки сидящих в зале.
17 ноября 1949 года Т. Саманчин был арестован.
10 января 1950 года арестовали моего отца.
Через месяц в КирФАНе был заслушан доклад председателя комиссии И. Раззакова. Выступили Ж. Самаганов, К. Орозалиев, К. Дыйкамбаев и многие другие – всего 60 человек. Поэтическое наследие акынов Калыгула, Арстанбека, Молдо Кылыча было признано реакционным; труды И. Арабаева, К. Тыныстанова были вновь осуждены как националистические, антисоветские. Было принято решение освободить Ж. Шукурова от должности зам. директора КирФАНа, а его труды изъять из фондов института.
4 мая 1950 года арестовали Зияша Бектенова.
Нас с Ташимом, – писал он, – обвинили в том, что мы были учениками К. Тыныстанова, а после его “разоблачения” в своих учебниках и исследованиях по “Манасу” пропагандировали националистические идеи пантюркизма и пан-исламизма. Реакционных манасчи С. Орозбакова и С. Каралаева оценивали как выдающихся, талантливых сказителей эпоса. Участвовали в группировке, имеющей целью свержение руководства Советской власти.
Каждому из нас дали по десять лет тюрьмы. Такое нам и не снилось. Как мы могли свергнуть руководство Советской власти? Да и с какой целью? Нас отправили в Карагандинский лагерь. Несколько дней мы с Ташимом были вместе, а потом нас разделили в разные лагеря.
А вот как писал об этом отец из тюрьмы:
26 сентября я прибыл в Чимкентский лагерь. Встретил Зияша. Через 15 – 20 дней нас разлучат. Куда пошлют – неизвестно. Нам дали по десять лет за то, что любили свой народ. На суде мы не были. Судили в Москве. За наши книги.
Айнурочка, именно так ее, вспоминая, называли и мама, и тайэне
Айнура сильно заболела сразу после ареста тайата. Убитая горем, бабуля, просила свидания с дедом, ей отказали. Мама рассказывала, что дома не было продуктов, необходимых лекарств, не было средств для существования. После ареста Зияша ата многие знакомые и друзья опасались общения с семьей врага народа. Нашлись те, кто говорил, Ракыш прячется за своей девичьей фамилией, скрывая, что она супруга Зияша Бектенова.
Айнурочка умерла в больнице.
После этого тай эне поменяла фамилию с Тулиной на Бектенову.
Не имея возможности сообщить Зияшу ата о случившемся горе, а потом узнав, что деда после приговора в августе 1950 года этапировали в Карлаг, бабушка уже решила не говорить об ее смерти. Не хотела его убивать этим известием.
За пять лет заключения тай эне ездила на свидание к Зияшу ата, один раз там побывал Эмиль таяке. Каждый год бабуля делала семейную фотографию и вместо Айнуры просила сфотографироваться соседскую девочку, очень похожую на младшую дочь.
Ата так и не узнал о том, что случилось, пока не вышел из тюрьмы.
Мама рассказывала, как он помогал бабуле по хозяйству, старался заработать на разгрузке вагонов. Был во всем опорой семье. Окончив школу, подал документы в МГУ на факультет журналистики и сдал все экзамены на отлично. При этом не прошел по конкурсу. Эмилю таяке предложили место в Московском электротехническом институте на факультет «Радиосвязь и радиовещание».
Но вот экзамены сданы. Из тринадцати предметов я получил «пятерки» по одиннадцати, а Эмиль – по всем. Соответственно, согласно действовавшим тогда правилам, он в первую очередь имел право выбирать вуз и факультет, где хочет учиться. Мне было известно, что Эмиль хочет пойти по стопам отца и поступить на факультет журналистики МГУ.
И вдруг я узнаю, что по результатам собеседования ему… отказано по причине того, что отец его был осужден как враг народа. Более того, ему не дали возможности поступить и в другие вузы, куда рвалась тогда вся молодежь, например, в Горный институт. Мне было очень обидно и жаль, я знал, что он много и упорно трудился, что «пятерки» его настоящие, заслуженные.
Я очень высоко ценил его, и мне уже тогда было понятно, что он с детства, со школьных лет не сдавался, готовил себя к тому, что ему трудом и терпением придется добиваться успеха и признания».
Так Эмиль был вынужден подать документы в Московский электротехнический. Так что выбор отрасли связи в качестве дела жизни, скорее случай, судьба. Которая, впрочем, оказалась мудрой и дальновидной, подарив Бектенова и связь друг другу.
Во время премьеры фильма "Холодное лето пятьдесят третьего..." в 1987 году, в московском кинотеатре "Октябрь" дважды останавливали просмотр и включали свет в зале, зрителям становилось плохо. Одна женщина не пришла в себя и ее увезла скорая.
Это были годы перестройки, гласности и тема Большого террора 1936-38 гг., активно обсуждавшаяся в обществе, выразилась в создании новых произведений литературы, снятии цензуры с уже написанных книг на эту тему таких писателей, как Рыбаков, Дудинцев, Шаламов, Гинзбург, Гроссман, Солженицын и многих других. Тяжелое откровение, которое предстояло нам осмыслить и пережить. Но по прошествии почти четырех десятилетий мы можем наблюдать, что тема массовых политических репрессий в Советском Союзе так и осталась табуированной, архивы не рассекречены, более того, в обществе наблюдаются попытки оправдания роли Сталина, его последователей и самих репрессий по существу. И это происходит у нас уже совсем в иных исторических реалиях и другой стране. Говорится даже о том, что врагов народа было достаточно и по каждому случаю требуется тщательное расследование, а не повальная реабилитация осужденных и расстрелянных.
Я не могу представить, что человек переживает в этой ситуации, что чувствовали тысячи безвинно осужденных и казненных людей. Сколько нам нужно открыть этих спрятанных и засекреченных страниц?
Наказание не состоялось. Разрыв между писаным правом и практикой - червоточина, которая подтачивает любую государственную машину, любой государственный строй. Государственный строй зиждется на внятных, писаных, принятых всеми правилах. В Брежневское время партия решила перевернуть страницу, забыть все и начать жить по-другому. А так не бывает.
Чтобы перевернуть страницу, мы должны предыдущие страницы прочитать и сделать выводы. Потому что на этих страницах описания преступлений, о них забывать нельзя.
Ведь что получилось, виновники репрессий не называются преступниками. О Сталине начали говорить, что в его деятельности были положительные и отрицательные моменты. Либо говорится об ошибках Сталина.
Никогда не писали о преступлениях Сталина.
Если мы хотим, чтобы никогда больше, мы должны этот урок выучить, а не перевернуть.
Большой террор - это не стихийное бедствие, это не откуда-то свалившийся ураган или смерч. Это продуманное, подготовленное и проведенное преступление власти против собственного народа.
История не бывает безгласной. Сколько бы ее ни сжигали, сколько бы ни ломали, сколько бы ни лгали. Человеческая история никогда не будет молчать.
Эдуардо Галеано
Мнение автора может не совпадать с мнением "Эсимде".
